Когда я остаюсь дома одна, ничего не меняется. Кроме, пожалуй, моего ощущения пространства. Вокруг становится так тихо, так прекрасно тихо, так пусто и наполнено одновременно, наполнено лишь теми звуками, лишь теми мыслями, которыми я хочу все вокруг наполнить. В таких условиях мне легче создавать то самое окружение, о котором я говорила в одном из предыдущих постов, пусть даже оно заключается в тупом тыкании кнопок ноутбука, в общем, легче дышать. Да, определенно, не меняется ничего, кроме всего остального.
К чему я опять завела свою волынку, спрашивается. Ну, как бы вам сказать, мне просто захотелось порассуждать о положении вещей в моей комнате, пусть даже одной из этих вещей являюсь я сама. Итак, я всегда сижу спиной к двери, которая, в свою очередь, всегда остается открытой в коридор, таящий в себе много неизведанной херни, по крайней мере, если судить по моим ночным страхам. Из некоторых источников мне доподлинно известно, что многие люди не любят сидеть спиной к открытым дверям, а уж тем более те, которые боятся коридоров, находящихся за этими дверями, ну а уж более всего те, что читают крипипасту и боятся привидений, шорохов в ночи и прочего кала. По всему выходит, что я просто обязана закрывать, закупоривать комнату, чтобы, не дай бог, никто ко мне не пролез и не положил свою холодную/волосатую/гноящуюся руку на мое плечо. Так ли все происходит? Нет.
И каждый день я сижу спиной к этой зияющей дыре, которая, вообще-то, является всего лишь обычным дверным проемом, и можно ли к нему применить слово "зияющий"? А, ладно. Ближе к сути. Итак, периодически я позволяю себе думать обо всем этом, возможно, запугивать, однако такие мысли проходят так же внезапно, как и появляются, не успевая принести с собой ничего - ни страха, ни желания закрыть чертову дверь. Но вот сегодня, не знаю уж, почему, без разницы, так вот сегодня я думала об этом гораздо дольше. Мне стала интересна моя реакция, если, обернувшись, я бы увидела, допустим, человека в шляпе, сверлящего меня злым взглядом; вернее даже не человека, а его очертания, вырисовывающиеся черным дымом или сгустком тени, абсолютно черной концентрированной тени. А может это был бы кто-то очень большой и волосатый; наверное, это слишком банально, но вряд ли я стала бы задумываться о банальности, если бы такое чудо вдруг объявилось на пороге моей комнаты. Так как бы я отреагировала? Закричала бы? Завизжала? Потеряла бы дар речи? Заплакала? Выпрыгнула бы в окно? Упала бы в обморок? Умерла бы от разрыва сердца? Осталась бы на месте, не отводя взгляда от чудовища? (Вряд ли.) Говоря по совести, у меня нет ответа на этот вопрос. Не удивительно, знаете ли. Откуда я могу это знать. Хотя узнать пыталась: время от времени я медленно оборачивалась, надеясь, не, что за идиотизм, не надеясь, а ожидая, с какой-то даже ноткой безысходности ожидая увидеть нечто. Нет, вы только послушайте: нотка безысходности. Господи, какой бред, но это так, каждый раз у меня действительно успевала промелькнуть мыслишка, что я что-нибудь да увижу. Хорошо, что никто не мог наблюдать все эти бесполезные поворачивания, все эти дерганья, все эти дебильные выражения лица, а я верю, что они таковыми и являлись. Или мог? Кто-нибудь НЕВNДNМЫЙ. Хаха.
Знаете, что меня раздражает? Что я не могу писать. Ничего не могу писать. Почему бы мне не рассказать вам, например, о том, какую замечательную книгу подарил мне Данил, о том, как мне с ним хорошо, о своих друзьях, о наших шутках, о моей семье, в конце концов? Что-нибудь хорошее и радостное, ведь это есть, этого много в моей не такой уж плохой жизни. Но нет, я пишу все это дерьмо про открытые двери и всяких волосатых мудаков, все эти бесполезные записки на полях, почему их так много.