Мама наконец-то повеселела после операции, наверное, из-за возможности потихоньку вставать на ноги и есть не один лишь только пресный куриный бульон. Я помню, как скучно и одиноко мне бывало в больнице, помню, что такое болтливые соседки по палате и монотонное отвратительное состояние, становящееся то более, то менее терпимым, но в любом случае требующее терпения и поддержки. Я помню, поэтому, конечно, связываюсь с ней каждый день, иногда не зная, о чем с ней говорить, а иногда, как сегодня, позволяя себе вспоминать любые мелочи, любые ситуации и случаи, которые только могут быть рассказанными и понятыми через скудный телефонный разговор. На этот раз я как-то сразу почувствовала, что маме легче, и от этого у самой, видимо, отлегло от сердца, потому что я даже не ожидала от себя такой болтливости и прыти, если брать в расчет мое перманентно плохое настроение все последние дни. Немного пожаловалась на Машу и на то, как сложно было ее укладывать, как она всю ночь пиналась во сне и разбудила меня ни свет ни заря, чтобы посмотреть мультики. Рассказала про мои попытки подремать в течение дня, которые так вероломно были сведены на нет моей бабулей, случайно опрокинувшей на меня стакан холодной воды. Потом начала вспоминать, как папа носился с приготовлением бульона, как он суетился с настройкой купленного специально для мамы радио и по вечерами рассуждал, что мама его вторая половинка и ее нужно беречь. Ее эти речи очень удивили, потому что папа у нас обычно более чем скуп на подобные проявления чувств.
На моменте с бульоном она вдруг как-то странно заохала и запыхтела, я даже сначала не поняла, что ей просто очень смешно.
— Аня, не смеши меня, пожалуйста, мне очень больно смеяться, давай лучше о чем-нибудь грустном поговорим, — и сама так забавно сопит при этом, что я, если честно, не сразу прекратила паясничать и передразнивать папу с его этой кулинарной деятельностью. У меня даже возник некоторый диссонанс: я понимала, что ей действительно больно, но не могла в ту же секунду оборвать свой эгоистический порыв еще немного послушать ее смех.

В конце разговора я сказала, что если ей и хотелось послушать о чем-нибудь грустном, то пусть знает, что мы наконец собрались убирать елку и она уже вряд ли увидит ее в этом году. И пусть ее не тревожит ничего больше, пусть это будет самое печальное из происходящего с ней.